Во время Великой Отечественной войны гитлеровские армии так и не смогли добраться до Среднего Поволжья, хотя в соответствии с планом «Барбаросса» уже к концу лета 1941 года вермахт должен был выйти на линию Архангельск – Куйбышев – Астрахань. Тем не менее военное и послевоенное поколения советских людей все-таки смогли увидеть немцев даже в тех городах, которые были расположены за сотни километров от линии фронта. Но это были вовсе не те самоуверенные оккупанты со «шмайссерами» в руках, которые строевым маршем шли через советскую границу на рассвете 22 июня…
Во время Великой Отечественной войны гитлеровские армии так и не смогли добраться до Среднего Поволжья, хотя в соответствии с планом «Барбаросса» уже к концу лета 1941 года вермахт должен был выйти на линию Архангельск – Куйбышев – Астрахань. Тем не менее военное и послевоенное поколения советских людей все-таки смогли увидеть немцев даже в тех городах, которые были расположены за сотни километров от линии фронта. Но это были вовсе не те самоуверенные оккупанты со «шмайссерами» в руках, которые строевым маршем шли через советскую границу на рассвете 22 июня…
Разрушенные города восстанавливали военнопленные
Еще в середине войны, сразу же после Сталинградской битвы, во многие советские города Поволжья, Урала и Сибири целыми эшелонами доставляли немецких военнопленных, которые здесь работали главным образом на народно-хозяйственных объектах. А после 1945 года пленные немцы были основной рабочей силой на строительстве жилья и дорог.
Победа над гитлеровской Германией досталась нашему народу неимоверно дорогой ценой. В 1945 году значительная часть Европейской части СССР лежала в руинах. Нужно было восстанавливать разрушенное хозяйство, причем в кратчайшие сроки. Но страна в это время испытывала острейший дефицит рабочих рук и умных голов, потому что на фронтах войны и в тылу погибли десятки миллионов наших сограждан, в том числе и огромное количество высококвалифицированных специалистов.
Неудивительно, что после Потсдамской конференции, где были определены размеры репараций каждого из союзников, Советом министров СССР было принято закрытое постановление. Согласно ему, при восстановлении промышленности СССР, его разрушенных городов и сел предполагалось в максимальной степени использовать подневольный труд немецких военнопленных. А несколько позже было решено вывезти из советской оккупационной зоны Германии на предприятия СССР еще и всех квалифицированных германских инженеров и рабочих, особенно специалистов оборонных отраслей промышленности.
Нигде в открытой печати об этом решении правительства в первые годы после Победы не было сказано ни слова. Впрочем и в последующие десятилетия советским людям категорически не рекомендовалось в какой бы то ни было форме обсуждать ту роль, которую в послевоенном восстановлении экономики страны сыграли принудительно вывезенные из побежденной Германии технические специалисты.
Согласно официальной советской истории, в марте 1946 года первая сессия Верховного Совета СССР второго созыва приняла четвертый пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства страны. В первую послевоенную пятилетку предстояло целиком восстановить пострадавшие от оккупации и военных действий районы страны, а в промышленности и сельском хозяйстве достичь довоенного уровня, а затем и превзойти его. На развитие экономики Куйбышевской области из общегосударственного бюджета выделялось около трех миллиардов рублей в ценах того времени.
В окрестностях послевоенного Куйбышева, в районе Коптева оврага, примыкающего к Волге, было организовано несколько лагерей для бывших солдат разбитых гитлеровских армий. Выжившие в Сталинградском котле немцы тогда широко использовались на различных куйбышевских стройках. Согласно официальным сведениям, в последние военные годы и сразу же после войны в Куйбышеве предстояло построить несколько новых заводов, в том числе долотный, судоремонтный и завод металлоконструкций. Также было необходимо провести реконструкцию 4-го ГПЗ, КАТЭКа (впоследствии завод имени А.М. Тарасова), завода «Автотрактородеталь» (впоследствии завод клапанов), Средневолжского станкостроительного завода и некоторых других.
В утвержденном правительством перечне вновь строящихся и реконструируемых куйбышевских промышленных объектов был еще и секретный раздел. Но даже если бы этот документ вдруг оказался в руках иностранного разведчика, то он не увидел бы здесь ни одного названия предприятия, а лишь строгий ряд буквенных шифров и номеров режимных заводов. В их числе под кодовыми обозначениями «ОКБ-1», «ОКБ-2» и «ОКБ-3» скрывались особо секретные конструкторские бюро экспериментального завода № 2, который было решено разместить в поселке Управленческий, на территории незадолго до того образованного Красноглинского района Куйбышева.
Секретный эшелон идет на восток
Еще с тридцатых годов и СССР, и Германия активно разрабатывали принципиально новые авиационные двигатели – газотурбинные. Однако немецкие специалисты тогда заметно опережали своих советских коллег. Это в значительной степени стало следствием того обстоятельства, что после 1937 года все ведущие советские ученые, занимавшиеся проблемами реактивного движения, попали под ежовско-бериевский каток репрессий. А тем временем в Германии на заводах «БМВ» и «Юнкерс» первые образцы газотурбинных двигателей уже готовились к запуску в серийное производство. И немцам это удалось сделать: в частности, к 1945 году двигателей модели «ЮМО-004» было выпущено около пяти тысяч экземпляров.
Когда весной 1945 года выяснилось, что заводы и конструкторские бюро «Юнкерса» (город Дессау) и «БМВ» (город Стасфурт) оказались в советской оккупационной зоне, они сразу же стали работать на экономику СССР. При этом с сентября 1945 года по политическим соображениям предприятия превратили в акционерные общества.
Разумеется, возобновление работы этих производств после почти годового простоя, пусть даже под советским контролем, немцами было воспринято с воодушевлением. Ведь это давало стране десятки тысяч рабочих мест, и, следовательно, зарплату и паек рабочим, служащим и их семьям. Однако в 1946 году авиационные промышленные гиганты вновь оказались на грани остановки. Как это ни странно, но виновниками тому оказались бывшие союзники СССР. Опираясь на данные своих разведок о профиле продукции, выпускаемой на авиационных заводах бывшего рейха, США и Англия заявили по этому поводу протест советскому правительству: ведь, согласно документам Потсдамской конференции, на территории каждой из четырех оккупационных зон было запрещено вести разработку военной техники, в том числе и газотурбинных двигателей.
Именно поэтому осенью 1946 года значительная часть квалифицированного персонала «Юнкерса», «БМВ» и некоторых других авиационных заводов Германии в обстановке строжайшей секретности на специально оборудованных эшелонах была вывезена на территорию СССР, а точнее – в Куйбышев, в поселок Управленческий. В кратчайшие сроки сюда были доставлены 405 немецких инженеров и техников, 258 высококвалифицированных рабочих, 37 служащих, а также небольшая группа обслуживающего персонала. Вместе с ними приехали 1174 члена семей этих специалистов. В итоге в конце октября 1946 года в поселке Управленческом немцев стало больше, чем русских…
Большинство вывезенных в Куйбышев немцев работало на уже упоминавшемся экспериментальном заводе № 2 (впоследствии – моторостроительный завод). При этом ОКБ-1 на 85 процентов было укомплектовано специалистами «Юнкерса», в ОКБ-2 80 процентов штатного состава составлял бывший персонал «БМВ», а 62 процента кадрового состава ОКБ-3 были выходцами с завода «Аскания».
Первое время секретным предприятием, где работали немцы, руководили исключительно военные. В частности, с 1946 по 1949 годы его возглавлял полковник Олехнович. Однако в мае 1949 года на смену военным сюда приехал никому в то время не известный инженер, почти сразу же назначенный ответственным руководителем проекта. Долгие десятилетия этот человек был засекречен примерно так же, как Игорь Курчатов, Сергей Королев, Михаил Янгель, Дмитрий Козлов. Зато сейчас его имя, уже ставшее легендарным, известно всем: тем безвестным инженером был Николай Дмитриевич Кузнецов, конструктор с большой буквы, а впоследствии академик и Герой Социалистического Труда.
Кузнецов сразу же направил все творческие силы подчиненных ему конструкторских бюро на разработку нового турбовинтового двигателя, за основу которого была взята германская модель «ЮМО-022». Этот двигатель был спроектирован еще в Дессау и развивал мощность до 4 тысяч лошадиных сил. Его модернизировали, еще более увеличили мощность и запустили в серию. В последующие годы из КБ Кузнецова вышли не только турбовинтовые, но и турбореактивные двуконтурные двигатели для бомбардировочной авиации. В создании почти каждого из них немецкие специалисты принимали самое непосредственное участие. Их работа на моторном заводе в поселке Управленческом продолжалось почти до середины 50-х годов.
На сборы дали шесть часов
Летом 2000 года Самару посетил бывший немецкий инженер-электрик Хельмут Бройнингер, который работал в составе той самой группы германских технических специалистов, что более чем полувека назад под покровом секретности была вывезена в поселок Управленческий. Глубокой осенью 1946 года, когда поезд с немцами прибыл в наш город, г-ну Бройнингеру было 36 лет. Автор этих строк встречался с гостем из Германии в номере гостиницы «Россия».
- В 1946 году я работал инженером на государственном предприятии "Аскания", - вспоминает Хельмут Бройнингер. - Нужно сказать, что в побежденной Германии найти работу даже квалифицированному специалисту было очень трудно. Поэтому, когда в начале 1946 года под контролем советской администрации было пущено несколько крупных заводов, желающих устроиться сюда оказалось очень много. Мне сразу же повезло: я стал работать на "Аскании" инженером-электриком.
Но ранним утром 22 октября в дверь моей квартиры позвонили. На пороге стоял советский лейтенант и двое солдат. Лейтенант сообщил, что мне и моей семье дается шесть часов на сборы для последующей отправки в Советский Союз. Никаких подробностей он нам не рассказывал, мы лишь узнали, что будем работать по специальности на одном из советских оборонных предприятий.
Под усиленной охраной вечером того же дня поезд с техническими специалистами отправился с берлинского вокзала. При погрузке в эшелон я увидел много знакомых лиц. Это были опытные инженеры с нашего предприятия, а также некоторые мои коллеги с заводов "Юнкерс" и "БМВ". Целую неделю поезд шел до Москвы, где выгрузилось несколько инженеров с семьями. Но мы поехали дальше. Никто из немцев не знал конечного пункта нашего вынужденного путешествия. Пошел слух, что мы едем в Сибирь, и все мы заранее содрогались от предчувствия страшных морозов.
Однако через неделю после остановки в Москве нас привезли в какой-то маленький поселок и объявили, что отныне мы здесь будем жить и работать. Я плохо знал географию России, и о городе под названием "Куйбышев" до этого ни разу не слышал. Лишь когда мне объяснили, что раньше он назывался Самара, я вспомнил, что действительно на Волге есть такой город. Но о его пригороде с трудным для немца названием "Управленческий" я, конечно же, узнал только в момент нашего приезда сюда.
Как выяснилось, здесь расположился завод авиационных двигателей, а производство, на которое направили специалистов из "Аскании", именовалось "Опытно-конструкторское бюро № 3", или просто ОКБ-3. Здесь я и проработал до сентября 1950-го года, после чего вместе с семьей был переведен на один из московских заводов. А вот домой, в Германию, нам довелось вернуться только в 1958 году.
Шорты напугали русских
- Нужно сказать, что бытовые условия немецких специалистов и их семей в поселке Управленческий были гораздо лучше, чем у работающих на том же производстве советских рабочих и служащих, - продолжил свой рассказ г-н Бройнингер. - Нас сразу же определили для жительства в кирпичные дома со всеми удобствами, и при этом всех местных жителей отсюда выселили в бараки.
Приезжим из Германии платили до трех тысяч рублей в месяц, а советским инженерам за ту же работу - не больше 1200 рублей. К тому же для нас еженедельно привозили специальные продовольственные пайки. В них были хорошая колбаса, масло, сыр, чай, табак, консервы и другие продукты, которые, как я потом узнал, в Куйбышеве в свободной продаже в то время найти было нельзя.
Еще хочу подчеркнуть, что за все годы жизни моей семьи в поселке Управленческий ни разу не было каких-либо конфликтов или хотя бы словесных перепалок между немцами и русскими. Хотя чуть ли не каждый наш шаг почти открыто контролировался сотрудниками НКВД, возможностей для "неформального" общения с советскими людьми у нас было более чем достаточно. В частности, мы не раз приглашали друг друга на маленькие семейные торжества. И всегда отношение русских к нам были доброе и благожелательное, правда, с примесью жгучего любопытства. Как-никак, мы все-таки были людьми разных культур.
Некоторые наши обычаи или нормы поведения вызывали у русских недоумение. Например, они никак не могли понять, почему немцы пьют не только водку, но даже вино очень маленькими, по их меркам, рюмочками, смакуя каждый глоток. А мы, со своей стороны, со страхом смотрели, как русские мужчины, не морщась, пили водку гранеными стаканами. Мне, например, казалось, что после такой дозы человек должен сразу же упасть и как минимум уснуть, а то и умереть. А русские - ничего, после такой выпивки они даже пели и плясали. Только тогда я понял смысл незадолго до этого услышанного выражения: «Что русскому хорошо, то немцу смерть».
Или еще пример. Когда наступало жаркое лето, мы, несколько немецких семей, в выходной день ходили на Волгу купаться. Мужчины надели шорты, а женщины - короткие по тому времени (то есть немного ниже колена) платья. И когда мы шли по поселку в таких нарядах, русские смотрели на нас со страхом и с недоумением. Только потом нам сказали, что местное население тогда не знало слова "шорты", и все думали, что немцы гуляют в трусах. А это, по нормам того времени, было очень неприличным. Правда, уже через несколько дней русские привыкли к шортам немецких мужчин, так же, как и к коротким платьям немецких женщин, и перестали обращать на нас особое внимание.
Встреча спустя полвека
В том же разговоре выяснилось, почему Хельмут Бройнингер снова решил побывать в Самаре более чем через пятьдесят лет после своей вынужденной командировки на берега Волги. Оказалось, что в этот раз он прибыл сюда по частному приглашению местного клуба эсперантистов, поскольку бывший инженер-электрик уже довольно давно увлекся изучением этого международного языка.
С собой в Россию он взял также дочь Эмму и внука Александра. Кстати, Эмма родилась в Москве в 1956 году, когда ее отец работал на одном из столичных предприятий. Уже будучи взрослой, она побывала в ряде городов Советского Союза, в Москве и Ленинграде, но в Самаре оказалась впервые. Как и ее отец, Эмма довольно неплохо говорила по-русски. А вот ее сын Александр, внук г-на Хельмута, русского языка не знал.
Уже на следующий день после приезда в Самару немецкие гости поехали в поселок Управленческий. Для Хельмута Бройнингера свидание с местами своей молодости доставило много эмоций. Он с трудом узнал поселок, который за минувшие полвека сильно вырос, однако заметил, что дом, куда он с семьей вселился в 1946 году, стоит на прежнем месте, причем не особо изменился.
На моторный завод бывшему инженеру, конечно же, попасть не удалось. Однако, по словам г-на Бройнингера, даже внешне предприятие сильно изменилось: появились новые строения и корпуса, исчезли старые конструкции, вокруг завода стало гораздо больше зелени. К тому же проходная оказалась совсем в другом месте, так что немецкий гость даже не смог определить, в какой именно точке предприятия полвека назад находился его рабочий кабинет.
Не смог г-н Бройнингер и сравнить, насколько изменилась за это время старая часть Куйбышева-Самары. По его словам, полвека назад их вообще старались не выпускать за пределы поселка Управленческий, и в годы своей работы на ОКБ-3 он бывал в старой части города всего два или три раза. При этом он видел послевоенный Куйбышев только из окна автомобиля, так что никаких подробностей ему просто не запомнилось.
Зато г-н Бройнингер рассказал, что уже в начале 50-х годов, после того как дела на моторном заводе понемногу стали налаживаться, немецких специалистов одного за другим стали отправлять на родину. Последняя такая группа уехала в Германию в 1954 году. От них на память местным жителям остались аккуратные «финские» домики, в которых жили некоторые из семей германских специалистов. Правда, к нашим дням ни один из тех домов не уцелел. Последние из сохранившихся снесли еще в 80-х годах, и теперь на месте бывшего немецкого поселка высятся современные жилые «коробки» поздней советской эпохи.
А еще на старом кладбище поселка Управленческий остались могилы приезжих специалистов, которые скончались здесь за годы их вынужденного пребывания. В те годы, когда Куйбышев был закрытым городом, за этими могилами никто не ухаживал, и в результате они стали почти неразличимы. Лишь начиная с 90-х годов, после того как Самару вновь открыли для иностранцев, сюда стали приезжать родственники умерших после войны немцев и даже кое-кто из тех специалистов, работавших полвека назад на Управленческом. Беседу с одним из них, Хельмутом Бройнингером, вы смогли прочитать выше.
Теперь немецкие могилы на местном кладбище всегда ухожены, фамилии на памятниках выведены на немецком языке, а дорожки между ними регулярно посыпаются песком. Конечно же, и надгробный камень в конце концов может рассыпаться от времени, но перед людской памятью время оказывается бессильным…
